И Намор - В третью стражу [СИ]
"Коммунистка? Коминтерн? Сюртэ? НКВД?"
— Мы с ней знакомы ...
— Великолепный ответ! — Усмехнулся Баст. — Браво, Кисси! Ты с ней знакома. И я с ней знаком. Познакомился вчера в Праге. Красивая женщина, не правда ли? Но только не говори мне, что вы воспитывались в одном пансионе!
— Мы не воспитывались в одном пансионе ...
— Где ты сейчас живешь? — Баст решил временно сменить тему.
— В Софии.
— Что ты там делаешь? — Почти искренно удивился Шаунбург.
— Я там замужем,- она, наконец, закурила, и Баст обратил внимание на кольца и перстни на ее тонких нервных пальцах.
"Целое состояние ..."
— Он болгарин? — Спросил Шаунбург, начиная испытывать к этой истории вполне определенного свойства интерес. Разведчик ведь никогда не перестает быть разведчиком. Таково амплуа.
— По матери ... Впрочем, меня там тоже зовут не Кайзериной, а Екатериной.
— Екатерина? ...
— Альбедиль-Николова.
— А где же сам господин Альбедиль?
— Барон Альбедиль-Николов, — поправила его Кайзерина. — Он дома. Ему, видишь ли, трудно путешествовать.
— По возрасту или по состоянию здоровья? — Уточнил Баст.
— По обеим причинам, — без тени смущения ответила Кайзерина и выпустила дым из ноздрей. Очень "вкусно", надо сказать, выпустила, элегантно дрогнув крыльями носа. Красивого носа
"Болгария ... А отец нынешнего царя ..."
— Я вспомнил! — Улыбнулся Баст и тоже закурил. Почти с облегчением, но только почти. — Ты же должна быть в родстве с царем Борисом. Он из Саксен-Кобургов ...
— Да, он приходится мне четвероюродным дядей ... Или ... Не важно. — Махнула она рукой.
Вероятно, ей и в самом деле, было неважно. Имея родственные связи с половиной дворов Европы, но, приходясь всем этим сильным мира сего седьмой водой на киселе, трудно найти правильную линию поведения. Но если уж нашел ...
— А Эдуард? — Спросил он, чтобы не молчать.
— Ох, Баст! — Затягивалась она не менее "вкусно", чем выдыхала. — Ты ему такой же родственник, как и я. Я была недавно в Лондоне, Эдуард связался с американкой – и внезапно добавила:
— Не быть ему королем... — и словно споткнулась.
"Эдуард..." — Что-то шевельнулось у Олега в памяти. Что-то важное.
Англия... год, наверное, 87-й, галерея... Портреты королей... Георг V...
"Точно! Георг V умер в 1936... Кажется, зимой. Наследовал ему Эдуард под номером VIII, но коронован не был, а на похороны Георга приехало пол-Европы и даже большая советская делегация: Литвинов, кто-то из военных... Е мое! "
— А теперь, Кайзерина Эдле фон Лангенфельд Кински, — сказал он строго. — Будьте любезны объяснить, что это значит? Откуда вы знаете фройлен Буссе? Что ты делала в Праге, Кисси? И какого дьявола взялась за мной следить?
— Э ... — Вообще-то он знал таких женщин. И как Ицкович, и как Шаунбург знал. Красивые, стильные – гламурные – в меру циничные и, разумеется, умные. Обычно, они легко крутили и мужиками, и бабами, на беду свою попавшими в их сети. Но даже такие прожженные профессионалки высшего света, как Кисси Кински, ломаются иногда, если знаешь, конечно, как их взять в оборот. Олег делать этого не умел, а вот Баст "сделал девушку" с первого же подхода. За плечи, позвоночником на колено, и ... Он даже услышал, как наяву, хруст ломаемых позвонков ...
"Тьфу ты!"
— Нет, — покачал головой Олег. — Ее зовут Жаннет. А "Э" ... Что значит это твое "Э"?
— Мы познакомились в Париже.
— Великолепно! — Кивнул Олег. — В Париже, в танцевальном клубе.
— Нет.
"Так что же ты скрываешь? "
По правде, Ицковичу начинали надоедать все эти тайны мадридского двора. Таня темнит, эта тоже темнит...
"Эта темнит, та темнит... Та и эта..."
И тут Олега "шарахнуло" нечто похожее на озарение, но, с другой стороны, за последние две недели Ицкович стал свидетелем таких невероятных совпадений, что мозг его автоматически искал теперь подобные "чудеса" везде, где только можно. И ведь Таня...
...24 декабря неожиданно позвонила Таня. Голос был веселый, настроение, судя по всему, более чем приподнятое и, скорее всего, несколько разогретое алкоголем. "Вы что в Москве уже гуляете?" — поинтересовался Олег. — "А я не в Москве уже". — "А где?" — Опешил Олег, пытаясь понять, что там – где-то там – происходит. — "Я в поезде". — Рассмеялась Таня. — "Так ты, что по трубке говоришь? — Олег был весь в мыле, Грейси сунула трубку чуть не в воду и на номер абонента на дисплее мобильника он не посмотрел. — Разбогатела разом?" — "Никак нет! Я на минутку. Я в Прагу еду. С Ольгой договорились встретить в Праге католическое рождество". — "С какой Ольгой?" — Не сразу врубился Олег. — "С Ремизовой! Ну, помнишь, я тебе рассказывала?..."
И точно рассказывала.
"Ольга..." — Впрочем, сейчас Олег помнил только то, что Таня и Ольга жили в одной комнате в общежитии, когда учились в университете. Только Ольга, похоже, была историком ... И... Да! У нее же сестра замужем в Австрии. Могла поехать к сестре и договориться с Таней, встретиться на нейтральной территории. А Прага как раз...
"И выходит..."
Выходило странно и даже вычурно. Он договорился с Витькой и Степой встретить в Амстердаме Новый Год, и вот они здесь. Все трое. А Таня договорилась с Ольгой, и ... Почему бы и нет? И "родственница" что-то не то про Эдуарда ляпнула: "Не быть ему королем"?! — "Ты-то, мать твою, откуда это знать можешь при живом-то еще Георге?"
Но, с другой стороны, девицы-то вроде бы договаривались не на Новый год, а на Рождество. Неувязочка получается. Таня ведь однозначно перешла в ночь с 24-го на 25-е, то есть, как раз в Католическое Рождество, когда, если верить истории про Скруджа[97] происходят очень разные чудеса.
"А не едет ли у вас, дорогой товарищ, ваша фашистская крыша? Или теперь вместо мальчиков вас на девочек потянуло, причем сразу на всех? "
— А хочешь, Кисси, я тебе анекдот расскажу? — Олег вдруг обнаружил, что уже минут десять крутит в пальцах не зажженную сигаретку, отчего та совсем уже потеряла товарный вид.
— Какой анекдот? — Подняла бровь, удивленная резкой сменой темы разговора Кайзерина. — И не называй меня, пожалуйста, Кисси. Зови меня Кейт, если тебе не сложно.
— Сложно. — "Широко" улыбнулся Ицкович. — А анекдот хороший.
Как назло, в голову лезли какие-то убогие шутки, которые вполне могли оказаться на поверку старыми и бородатыми, как Карл Маркс и Фридрих Энгельс. А ему требовался знаковый анекдот из того – будущего – времени, который ни с чем не спутаешь, и неправильно не поймешь.
— Ну, рассказывай, коль приспичило. — Предложила Кайзерина, пожав плечами. Очевидно, анекдот – последнее, в чем она сейчас нуждалась.
— Да, так вот, — Олег бросил в пепельницу измятые останки так и незажженной сигареты, и, достав из пачки другую, неторопливо закурил. — Сидит в Москве народный комиссар...
— Кто? — Удивленно подняла бровь Кайзерина.
— Народный комиссар, — повторил Олег. — Министр...
— А!
— Я могу продолжать?
— Да.
— Сидит, значит, в своем кабинете министр, то есть, народный комиссар Путин...
— Кто? — Поперхнулась сигаретным дымом Кайзерина.
— Народный комиссар Путин. — Объяснил Олег, внимательно следивший за реакциями своей дальней родственницы. — Фамилию я, разумеется, придумал. Я не помню, как там его звали на самом деле. Какая-то еврейская фамилия. Ведь ты же знаешь, Кисси, все комиссары евреи.
— А Путин это еврейская фамилия?
— Не знаю, — пожал плечами Олег, изображая полного дебила, но не просто дебила, а качественного, то есть, национал-социалистического.
— А! — Кивнула уже порядком дезориентированная Кайзерина. — Да. Я поняла.
— Хорошо! — Улыбнулся Олег. — И вот сидит этот Путин в своем кабинете, а к нему другой комиссар приходит. Мн... Как бы его назвать? Ну, пусть будет, Березовский.
— Как ты сказал? — Она побледнела. Нет, это слабо сказано. У нее кровь от лица отлила. Или как говорят? Ни кровинки в лице?
— Ну, не знаю, я их еврейских фамилий! — Взмолился Олег. — Гусинский, Абрамович, Березовский, Черномырдин, Ходорковский ...
Олег перечислял все фамилии, которые знал, которые были на слуху, которые что-то могли сказать тому, кто знает, о чем, собственно, речь.
— Ты ... — Кайзерина внезапно охрипла, а в синих глазах ... Ну, пожалуй, Олег мог бы описать это выражение одним словом – безумие.
— Я ... — Кивнул он. — А ты ... Ольга? Только без истерики!
Черт! Кто же знал, что ее так проберет, но, слава богу, оклемалась она довольно быстро, и Ицкович – от греха подальше – увел ее из кондитерской на воздух.
